
1 февраля 1972 года Центральный комитет Коммунистической партии Советского Союза вынес постановление «О дальнейших мерах борьбы с антисоветской и антикоммунистической деятельностью международного сионизма». Вскоре после этого отделение общественных наук АН СССР учредило постоянный комитет для координации научной критики сионизма: размещался комитет в престижном Институте востоковедения АН СССР. В следующие 15 лет Институт востоковедения служил государству подспорьем в борьбе с воображаемым всемирным сионистским заговором, который, по мнению советских спецслужб, вредил СССР как на родине, так и на международной арене. В 1982 году Институт востоковедения присудил ученую степень кандидата исторических наук некоему Махмуду Аббасу — на основе защищенной диссертации «Связи между сионизмом и нацизмом (1933–1945 годы)».
«По мере углубления на современном этапе общего кризиса капитализма все более очевидным становятся и кризис идеологии сионизма, несостоятельность его идеологических концепций». Так начинается автореферат Махмуда Аббаса. «Подавляющее большинство еврейского населения» в мире, пишет он, обосновывая актуальность темы, «отвергает сионистские догмы» об эмиграции. Во всем мире идет «закономерный и объективный процесс ассимиляции евреев», знаменуя собой кризис сионистского проекта.
Однако, несмотря на этот кризис, предупреждает Аббас, сионизм «был и остается многоопытным и опасным врагом социализма и национального освобождения». Его роль «как одного из ударных отрядов мировой империалистической реакции не уменьшается», пишет автор, используя советский штамп, призванный напомнить читателю о нацистской Германии. «Напротив, международный империализм во главе с Соединенными Штатами Америки делает на него [сионизм] все большую ставку, особенно в борьбе за господство на Ближнем Востоке и против стран социалистического содружества. Реакционная, агрессивная сущность международного сионизма и прежде всего его важнейшей составной части — правящего сионистского режима Государства Израиль — выступает сегодня во все более грубой, экспансионистской и расистской форме. Насилие, террор и экстремизм становятся главными методами действий сионистов».
В третьем и последнем абзаце вступительной части Аббас представляет вниманию читателей очередной набор советских штампов. На десятилетия опередив современных американских левых, он отмечает, что «разоблачение реакционной идеологии и политики сионизма является насущной задачей всех прогрессивных, антиимпериалистических сил, неразрывно связанной с их усилиями в защиту мира, демократии и социального прогресса». Все честные люди Земли должны бороться с «человеконенавистнической идеологией и практикой расизма против расовой и национальной дискриминации, сионизма и антисемитизма, которые разжигаются капиталистическими реакционными силами и используются ими для политической дезориентации масс».
До сих пор диссертация Аббаса читается как типичный советский антисионистский текст, и возникает вопрос: какое отношение ритуальные формулы о кризисе сионизма, капитализме и империализме, равно как и обличение таковых имеют к заявленной теме диссертации, связи между сионистским движением и нацистской Германией 1930‑х и 1940‑х?
Ответ содержится в следующих двух абзацах. История, представленная в данной диссертации, пишет Аббас, помогает «лучше понять истоки агрессивной и расистской политики сионистского правительства Израиля в наши дни в отношении арабского народа Палестины и других арабских стран». Кроме того, она дает «основание для постановки весьма важного, в теоретическом отношении, вопроса о соотношении сионизма и фашизма» как «связанного общественно‑политического явления», возникшего в тот период «маячившего кризиса капитализма и империалистической колониальной системы».
В советской терминологии понятие «фашизм» зачастую использовали как синоним нацизма. Следовательно, здесь, в диссертации, мы видим стремление провести параллель между сионизмом и нацизмом, дабы продемонстрировать с полным научным основанием, что расистская, агрессивная и реакционная суть современного Израиля не ошибка, а неотъемлемое свойство системы и что уродливое детище сионизма, Государство Израиль (своего рода реинкарнация нацистской Германии), безнадежно и неисправимо.
Обложка диссертации Махмуда Аббаса
Наживаться на бедных еврейских массах, стакнувшись с их будущими убийцами, само по себе дурно, утверждала советская пропаганда, но этим дело не кончилось. Помимо тактических соображений, продиктованных общими империалистическими интересами — во‑первых и в главных, жаждой наживы (как это называлось на советском жаргоне), между сионистами и нацистами была связь более глубокая, обусловленная укоренившимся убеждением в расовом превосходстве: в случае нацистов — арийском, в случае сионистов — еврейском. Именно это общее основополагающее убеждение и побудило сионистов сотрудничать с нацистами во время Холокоста, заявляли советские пропагандисты, и далее рассказывали историю Рудольфа Исраэля Кастнера.
Советская версия этой неоднозначной и болезненной истории, изложенная как нельзя более зловеще, наверняка знакома тем, кто следит за навязчивыми идеями современных антиизраильских левых: у них эта версия бытует по сей день. Кастнер, глава венгерской сионистской организации, Комитета помощи и спасения, вел переговоры с Адольфом Эйхманом о спасении венгерских евреев. Спасти ему удалось не так‑то много: около 1,7 тыс. человек. Остальные 425 тыс. сгинули в Аушвице. В 1955 году израильский суд объявил Кастнера, в ту пору высокопоставленного чиновника в правительстве премьер‑министра Давида Бен‑Гуриона, пособником нацистов. Приговор впоследствии частично пересмотрели, но Кастнер этого не дождался: вскоре после суда его застрелили.
Споры о том, действительно ли Кастнер был пособником нацистов, продолжаются по сей день. Однако сложность и человеческая трагедия этой истории интересовали советских пропагандистов исключительно в той степени, в какой ее можно было использовать для своих целей. Перемешав и сопоставив как попало детали этой истории, они измыслили небылицу, согласно которой Кастнер не только добровольно помог Эйхману расправиться с венгерскими евреями, но и сделал это с полного ведома и одобрения сионистских лидеров всего мира. Сионистское движение, по утверждению советских историков, негласно одобряло расправу, поскольку она только укрепила бы еврейское государство. Особенно надо было избавиться от старых и немощных, бесполезных для сионистской колониальной затеи. И Кастнер, истый сионист, был рад услужить.
Не существует ни малейших доказательств справедливости этого чудовищного навета, подразумевающего обширный и зловещий заговор. Даже если мы признаем, что Кастнер действительно был пособником нацистов, а не трагической фигурой, человеком, который в чаду войны и геноцида принял катастрофическое решение — и оно тем не менее спасло евреев от смерти, — ничто не указывает на то, что он руководствовался сионистскими убеждениями, не говоря уж о приказах Бен‑Гуриона и Всемирной сионистской организации. Но советские пропагандисты и не думали разбираться в сложностях или толковать поступок Кастнера сострадательно. Они раскопали документы, якобы подтверждавшие их выводы, надергали оттуда цитат, вставили их — вне контекста, в искаженном виде, — в свою легенду о пособничестве, перевели получившийся результат на множество языков и растиражировали его в бесчисленных книгах, брошюрах, газетных статьях.
Аббас в автореферате следует той же логике. Как и в случае с Кастнером, он осуждает Соглашение Хаавара (тоже неоднозначная глава Холокоста: с одной стороны, она вызвала возмущение в еврейском мире, а с другой — позволила спасти тысячи германских евреев) с самых крайних, упрощенных, черно‑белых позиций. И хотя в 1939 году, когда нацисты лишили евреев возможности эмигрировать, соглашение утратило силу, Аббас представляет его началом сотрудничества, длившегося всю войну. «Многие сионистские деятели, например Р. Кастнер и Й. Бранд в Венгрии, Р. Мандлер и И. Рейдлих в Чехословакии, А. Носсиг и Хаим‑Мордехай Румковский в Польше, — пишет Аббас, — вступали с ведома сионистского руководства в тайные сделки с нацистскими властями по организации переселения в Палестину специально отобранных партий евреев “в обмен” на обеспечение ими (сионистами) “порядка” в концлагерях и депортацию тысяч обреченных на уничтожение евреев в лагеря смерти и газовые камеры».
Что имеет в виду Аббас? Кто эти «сионистские деятели», творившие эти чудовищные злодеяния «с ведома сионистского руководства»? О Кастнере мы уже знаем, Йоэль Бранд был его соратником, так что здесь логика Аббаса ясна. Румковский и Альфред Носсиг, однако, были членами юденратов в Лодзинском и Варшавском гетто, соответственно. (Румковский возглавлял лодзинский юденрат.) Их действия в гетто по‑прежнему вызывают вопросы, но почему Аббас назвал их сионистскими деятелями? Возможно, ответ следует искать в их биографиях. До войны Румковский участвовал в сионистской политике в Лодзи, а Носсиг был одним из первых и рьяных сторонников сионистского движения. Для советских пропагандистов этого было достаточно, чтобы объявить их сионистами и предположить, что их сионистские убеждения определяли принятые ими в гетто решения. Утверждение нелепое и вдобавок опасное. Предположение о возможности существования подобного немыслимого зла воскрешает классические антисемитские штампы о сионистском заговоре, которыми советские антисионистские пропагандисты пользовались весьма охотно.
По сути, «прогрессивным антиимпериалистическим силам», к которым Аббас обращается в начале автореферата, он говорит то же самое, что неонацисты и отрицатели Холокоста годами твердят своим слушателям: это сделали евреи. Во время Холокоста евреи убивали своих же.
Согласно этой концепции, по сей день бытующей в кругах крайне левых, любой контакт с нацистами, даже ради спасения, приравнивается к сотрудничеству. Опустим тот факт, что обвинителями выступают Советский Союз, подписавший с нацистской Германией пакт о ненападении и соглашение о торговле, и представитель народа, чей духовный лидер военных лет, муфтий Иерусалима Мухаммад Амин аль‑Хусейни, был в хороших отношениях с Гитлером. Что еще должны были сделать сионисты в контексте Второй мировой войны, дабы заслужить одобрение Аббаса и советских идеологов? Аббас дает ответ. Сионистское руководство встало перед выбором, пишет он: «Либо объявить войну нацизму и бросить все средства [движения] на войну во имя спасения сотен тысяч или даже миллионов еврейских жизней, либо воспользоваться уничтожением еврейского населения в европейских странах, оккупированных нацистской Германией, дабы воплотить в жизнь сионистский идеал массовой колонизации Палестины и создать на ее территории еврейское государство. И сионистское руководство выбрало последнее».
Тот факт, что Еврейская бригада , по сути, сражалась и под британским, и под сионистским флагом, а в союзных войсках были сотни тысяч евреев, разумеется, обошли молчанием. Но основной посыл этого абзаца ясен, даже если не вдаваться в подробности: коллективное самоубийство евреев — а его было бы не избежать, если бы сионисты «объявили войну» нацистам и «бросили на это все силы», — предпочтительнее попыток спасти всеми возможными средствами тех, кого еще можно было спасти.
Не существует ни одного убедительного научного исследования, доказывающего, что Кастнер и его венгерские соратники — или главы юденратов в гетто, независимо от того, как мы оцениваем их действия, — действовали из сионистских убеждений, не говоря уж о глобальном сионистском заговоре, направленном на геноцид их собственного народа. Однако же эта непотребная советская фальшивка живет и здравствует, в том числе в риторике современных антиизраильских левых. Последние так ею прониклись, что развенчать их утверждения означает развенчать и былые советские мифы. Так, например, Пол Богданор, автор блестящего исследования «Преступление Кастнера» (Kastner’s Crime), опровергает утверждения Кена Ливингстона о сотрудничестве сионистов с нацистами. Многие из тех документов, которые Ливингстон, бывший мэр Лондона и влиятельный член британской партии лейбористов, использовал для «доказательства» своих заявлений, указаны как «доказательства» в советской антисионистской литературе. Они представлены в классическом антисионистском исследовании «Сионизм в век диктаторов» (1983) американского троцкиста Ленни Бреннера, также опровергнутого Богданором. Часть из них встречается и в автореферате Аббаса.
Рассуждая о нелегальной еврейской иммиграции в Палестину времен британского мандата, Аббас заявляет, что всем заправляла «израильская разведывательная организация “Моссад”». Любой, кто в теме, знает, что евреев в страну тайком провозила не разведслужба (ее создали только в 1949 году), а «Моссад ле‑Алия Бет», подразделение «Хаганы», занимавшееся нелегальной иммиграцией. И если заглянуть в книгу, на которую ссылается Аббас, можно быстро в этом убедиться: у ее авторов‑евреев все указано правильно.
Так и хочется посмеяться над этой дилетантской ошибкой, однако Аббас не единственный в советских научных кругах, кто ее допустил. В советском научном антисионизме она повторяется из исследования в исследование, со ссылкой на одну и ту же книгу, и это позволяет предположить, что советские авторы прилежно списывали друг у друга эту ошибку, не удосуживаясь заглянуть в оригинал.
Далее Аббас приводит цитаты из той же книги в подтверждение своей мысли, что сионистскими эмиссарами, приезжавшими в нацистскую Германию обсуждать трансферное соглашение с будущими убийцами евреев, двигал чудовищный холодный расчет. Спасение германских евреев, пишет Аббас, напрямую цитируя книгу, «не было их задачей. Их взоры были прикованы к Палестине, они искали юношей и девушек, готовых отправиться в Палестину, чтобы стать пионерами, бороться и воевать».
Складывается ощущение, будто два еврейских автора подтверждают слова Аббаса: что может быть убедительнее? Но загвоздка в том, что цитата на этом не заканчивается. Авторы говорят, что, хотя поначалу эмиссары действительно ставили на первое место «нужды евреев в Палестине», после Хрустальной ночи они «отставили» свои первоначальные задачи. После этой ночи, сообщают авторы, целью эмиссаров стало «спасти как можно больше евреев из лап немцев». Но эта часть цитаты изменила бы всю картину, поэтому советские авторы ее не учитывали. Как и Аббас.
Подобные умышленные искажения доказательств — зачастую их повторяли слово в слово десятки ученых — основная особенность советского научного антисионизма. Почему же никто не проверил труды этих ученых? Ответ прост: другие советские ученые, не говоря уже о простых советских гражданах, не могли раздобыть ни одну из иностранных книг или газет, которые цитировали в советской антисионистской литературе. КГБ открывал свои хранилища лишь горстке приближенных, соратникам по борьбе с сионизмом, объясняет российский историк Геннадий Костырченко. Вот эти приближенные и не стеснялись искажать источники.
«Ученые», которым КГБ полностью доверял, были сионологами — пара десятков общепризнанных специалистов по евреям и сионизму, состряпавших основную массу советской антисионистской литературы. Две из этих книг встречаются в обзоре источников в автореферате Аббаса: он признается, что они помогли ему понять «историю, идеологию и политику сионизма и Государства Израиль», равно как и «природу сионизма и фашизма». Давайте рассмотрим эти книги.
Первая — советская классика: «Осторожно: сионизм!» Юрия Иванова. Книга была опубликована в 1969 году, выдержала множество переизданий и стала основополагающим текстом советского антисионизма. Единственное ее достижение заключается в том, что она преподносит традиционную антисемитскую теорию заговора как научную критику сионизма. «Иванову удалось подвести прочное теоретическое основание под открытую критику сионизма с помощью трудов Маркса и Ленина, с которыми не осмеливались спорить», — вспоминает его сослуживец.
«Осторожно: сионизм!» сделала Иванова безусловным светочем сионологов; большинство из них принадлежало к крайне правому националистическому движению, в 1960‑х годах оно обрело влияние среди советской коммунистической элиты, органов государственной безопасности и отдельных средств массовой информации. Узкий ближний круг сионологов сосредоточился вокруг высокопоставленных чиновников ЦК КПСС, где и работал Иванов. По словам Костырченко, в ЦК царил шовинизм, популярна была антисемитская теория заговора, так что коллеги — видимо, любовно — окрестили Иванова «главным жидологом Советского Союза».
Другая книга, отдельно упомянутая в автореферате Аббаса, — «Идеология и практика международного сионизма» под редакцией трех известных сионологов. Один из них, арабист Евгений Евсеев, начал служебный путь в 1950‑х годах в советском посольстве в Каире. В 1960‑х вернулся на родину и устроился в Институт философии, который наряду с Институтом востоковедения возглавлял борьбу с сионизмом. В своих трудах Евсеев заимствовал выдержки из антисемитских брошюр, которые публиковала египетская антиизраильская пропаганда (в 1950‑х годах ею руководил бывший нацист). Он также «черпал сведения» из дореволюционной русской литературы погромщиков.
В 1972 году советское посольство в Париже переиздало одну из статей Евсеева в своем франкоязычном информационном бюллетене, и на его редактора подали в суд за расистскую клевету. Но Евсееву этот случай не навредил: у него были большие связи в МИДе, КГБ и ЦК, вдобавок он был членом важного Общества советско‑палестинской дружбы. После смерти Евсеева Костырченко изучал его бумаги и обнаружил в них опасные предложения по избавлению Советского Союза от евреев.
Вторым редактором была Елена Модржинская, начальница Евсеева по Институту философии. При сталинском ставленнике Лаврентии Берии Модржинская служила в НКВД, в штаб‑квартире советской разведки в Лондоне. Одним из ее вкладов в научный антисионизм стала тонкая книжица «Яд сионизма» со стилизованными изображениями звезды Давида с паучьими сетями и долларовыми банкнотами.
Третьим редактором был академик Марк Митин. Еврей по рождению, Митин не входил в ближний круг сионологов, но последние часто его использовали, чтобы избежать обвинений в антисемитизме. До того как Митин напал на золотую жилу антисионизма, он играл ключевую роль в превращении советской философии в служанку сталинизма. В решении философских задач «я руководствуюсь одним‑единственным стремлением», писал он в 1936 году: «Как можно лучше понять каждое слово и мысль нашего любимого и мудрого учителя, товарища Сталина, и применить их к решению философских вопросов». В том же году множество его коллег и непосредственных подчиненных были арестованы и казнены за неверную философскую позицию. Митин вышел сухим из воды, а через несколько лет присвоил работу, написанную одним из них.
«Главный жидолог Советского Союза»; махровый антисемит, заимствующий поделки нацистской, арабской и российской антисемитской пропаганды; шпионка‑энкавэдэшница; конформист, сталинист, полезный еврей, укравший работу казненного коллеги, — вот такие советские «ученые» сформировали взгляды Аббаса на сионизм. И советские ученые были не одиноки в этой борьбе. КГБ создал нечто вроде «антисионистского интернационала», отмечает Костырченко, дабы победить призрак международного сионизма. Сионологам в порядке исключения разрешалось ездить за рубеж, дабы наладить контакт с организациями, исповедующими те же убеждения, в первую очередь «научно‑пропагандистскими антисионистскими институтами тех арабских политических режимов и организаций, с которыми СССР установил теснейшие военно‑политические связи».
В рамках этой программы Евсеев читал лекции об угрозе международного сионизма на оплачиваемых СССР конференциях в Египте и Багдаде. К середине 1970‑х Институт востоковедения установил контакт с Центром палестинских исследований (Palestine Studies Center) в Бейруте, основанным палестинско‑сирийским интеллектуалом Файезом Сайегом под руководством и при финансовой поддержке ООП.
Центр палестинских исследований играет в этой истории особую роль, поскольку в 1978 году он выпустил публикацию, о которой Аббас упоминает в автореферате, — брошюру на английском языке под названием «Связи сионистов с нацистской Германией». Ее автор Фарис Яхья (Глабб), сын британского офицера сэра Джона Баготта Глабба, более известного как Глабб‑паша, в 1939–1956 годах — командующего Трансиорданским арабским легионом, в 1948 году он сражался против Израиля. Фарис родился в Иерусалиме (тогда им управляли британцы), принял ислам и посвятил свою жизнь делу Палестины, был связан с Народным фронтом освобождения Палестины (НФОП). В 1970‑х вместе с НФОП, ООП и Центром палестинских исследований работал в Бейруте, сотрудничал в качестве репортера с американскими, британскими и арабскими СМИ. Видимо, именно здесь он познакомился и нашел общий язык с советскими сионологами.
Судя по биографии Глабба, он не был специалистом ни по европейскому еврейству, ни по Холокосту, ни по Второй мировой войне. Однако в «Связях сионистов с нацистской Германией» он рассуждает о сотрудничестве Кастнера с Эйхманом, о «сионистских» юденратах и агентах «Моссада», которые якобы тайком вывозили евреев в подмандатную Палестину. В книге Глабба тот же сюжет, те же отсылки, цитаты, искажения и ошибки в цитатах, которые мы находим в советских трудах по научному антисионизму и в автореферате Аббаса.
В диссертации Аббаса, скорее всего, не было ничего, что за предыдущие 15 лет не сказали бы советская пропаганда и ее «антисионистский интернационал». Научный ее фундамент вызывает большие вопросы: диссертация изобилует фактологическими ошибками, неправильными цитатами, выборочными доказательствами и масштабными искажениями. Библиография — классический пример круговорота недостоверной информации: несмотря на наличие многочисленных независимых публикаций, большинство из них ведет к одному‑единственному источнику — советским органам госбезопасности и пропаганды. Перечень авторов неполон, многие не указаны.
Возникает вопрос: куда смотрело институтское начальство? Почему ни один из научных консультантов не обратил внимание Аббаса на недостатки диссертации? На обложке его автореферата в качестве рецензентов указаны три высокопоставленных деятеля науки, они обязаны были прочесть диссертацию, оспорить ее доводы и выдвинуть конструктивные замечания.
И без поисков понятно: даже если последние и желали бы исполнить свои обязанности, они попросту не могли этого сделать, поскольку не разбирались в предмете. Как и научный руководитель Аббаса, Киселев, все трое были арабистами. Среди них не было специалистов ни по одной из тем, которые Аббас затронул в диссертации, будь то сионизм, нацистская Германия, Израиль, евреи, Холокост или Вторая мировая война. Из статьи Киселева в газете Университета дружбы народов мы узнаем, что защита прошла гладко. Никто не возразил против присуждения диссертанту ученой степени кандидата наук. На следующий день Аббас улетел домой.
Для советских научных кругов диссертация Аббаса была политическим проектом. Разгар холодной войны. Москва считает, что ей не удалось установить хорошие рабочие отношения с Вашингтоном исключительно из‑за тайных происков сионистов. Именно сионисты внушают советским евреям желание эмигрировать, пороча образ СССР как антисемитского государства, попирающего человеческие права. За несколько месяцев до защиты диссертации Аббаса московскому представительству Организации освобождения Палестины присвоили дипломатический статус. Диссертацию Аббаса рассматривали как важное орудие в борьбе с мировым сионизмом. И нелепые академические стандарты ей не помеха.
Измышления об Израиле и сионизме, сфабрикованные КГБ с помощью сионологов и арабистов, отразились и на реальной жизни, и их последствия ощущаются по сей день. Обкатав в научных кругах фальшивку о том, что «Моссад» якобы в 1930‑х годах тайком провозил евреев в Палестину, КГБ получил возможность заявить, что и за желанием советских евреев 1970–1980‑х эмигрировать тоже стоял «Моссад». Активистов еврейского движения, например Натана Щаранского, можно было объявить агентами иностранной разведки (подобное обвинение означало смертный приговор). Советский проект под названием «научный антисионизм» поощрял и продвигал антисемитизм при поддержке государства. Диссертация Аббаса стала частью этой игры.
Изабелла Табаровски. Перевод с английского Юлии Полещук Печатается с сокращениями

