Правда жизни

Андрюша забрался под заросший водорослями камень, откинул в сторону осколок раковины и устроился поудобнее на просохшем песке. Расправив клочок бумаги, найденный в полосе прибоя и тщательно сохраненный и высушенный и, взяв в клешню огрызок карандаша, Андрюша приступил к осуществлению задуманного. Он давно решил написать историю своей жизни, и вот, наконец, пришло время. Надо было спешить, пока не наступил прилив, и Андрюша написал:
— Жил да был краб по имени Андрюша, и жил он в полосе прибоя.
Написав эти слова, Андрюша задумался. «Что значит «Жил да был»? Если жил, то зачем писать «был»? Что значит «был»? Что есть бытие? Оно определяет сознание или наоборот: сознание определяет бытие? Что первично? И вообще, с чего началось оно: БЫТИЕ?» У Андрюши аж головогрудь пошла кругом. И откуда на него порой накатывали эти странные мысли? Какое ему, простому крабу, дело до бытия? Он просто собирался написать о своей жизни, а тут опять в голову полезла чушь всякая. Может быть, прав старый омар Рама, и он в прошлой жизни был Осьминогом?

Андрюша их никогда не видел, да и Рама, хоть и пыжился, тоже вряд ли был с ними знаком, но рассказывал, что они очень умные и много думают. Да, так о чем это он? Андрюша собрался задумчиво почесать карандашом за ухом, но вовремя вспомнил, что уха у него нет. Ну нет так нет — а писать надо. А то наступит прилив, бумагу размоет, и опять приползет старый омар Рама. И начнет его поучать:
— Ты краб, — скажет он, — а все крабы, как и мы, омары, должны жить в воде. Что у тебя за блажь: жить в полосе прибоя — в воде и на суше по очереди? Это хлопотно — то прилив, то отлив, то волны, шторм. А вдруг цунами?
— Что такое цунами? — Спрашивал всегда Андрюша, но Рама не отвечал, лишь многозначительно шевеля усами, показывая какое оно страшное — цунами.
— Вернись в воду, — уговаривал он Андрюшу, — У нас тихо, хорошо. И крабы, и омары, и креветки живут в воде дружно. Всеми нами правит мудрый Протей.
— А ты его видел?
— Его никто не видел, — но раз в море так хорошо, то кто-то же делает так? Все знаю, что Протей.

Андрюшу утомляли эти разговоры — ему нравилось жить так, как он живет. До Протея ему было мало дела. Только в волнах и в пене ему бывало спокойно. Он не хотел вступать в споры и напоминать Раме про всех, кто мечтал полакомиться им в счастливом и спокойном море. Даже тут хищников было меньше. Рама, когда ему говорили об этом, начинал отчаянно махать клешнями и вещать, как нужны опасности, и как его, Раму, они не коснутся или коснутся чуть — клешня или нога всегда может отрасти, но он становится лишь мудрее от линьки к линьке.
— Ау, привет, мечтатель, — вырвал его из размышлений голос.
Андрюша поднял стебельки своих глаз и увидел скорпиона Васю. Тот стоял за пределом границы волн и призывно махал хвостом с жалом.
— Опять фантазируешь? Когда ты уже, наконец, выйдешь до конца из это мокрой гадости и будешь жить как все нормальные членистоногие, на суше?
— Но ведь в воде полно членистоногих, — удивился Андрюша.
— Я же сказал нормальные. Ты разве не знаешь, что эволюция, начавшись примитивными формами жизни в воде, потом вышла на сушу и венца творения достигла в земных насекомых?
— Правда? — Удивился Андрюша.
— Уж ты мне поверь.
— А кто творил? Какого творения насекомые венец?
— Ты не цепляйся к словам — это такая архаическая идиоматическая форма — никто ничего не творил — само творилось.
-А…, — начал Андрюша, но вовремя осекся. Ему еще предстоит лекция Рамы, и нарываться на такую же Васину не хотелось.
— А мне нравится в прибое, — наконец сказал Андрюша, — я и там, и тут — хорошо.
— То есть, одной ногой в мире просвещения и света, сухости и тепла — а другой все еще в мокрой темной жиже Протея.
— Ты веришь в Протея?
— Нет, конечно. Ни один просвещенный скорпион, и даже последний паук, не верит в Протея. Непонятно, как там вообще жить можно? Я раз после дождя попал в лужу — чуть не утонул. Бррр….
Вася поежился, вспоминая про лужу.
— Но что, пойдем?
— Нет, Вася, спасибо, но мне надо еще дописать историю своей жизни.
— А, ну-ну… писатель, — и Вася, саркастически щелкнув клешнями, уполз, оставив Андрюшу наедине с мыслями, бумагой и карандашом.
«И что им неймется»? — Думал Андрюша. «Чего они меня тянут? Каждый думает, что в другом мире жить ужасно. Рама рассказывает про ужасы суши, хотя на ней не бывал, и про величие Протея, которого не видел. Он сам то живет тут, рядом с берегом, и никогда не выплывал в море за пределы бухты. Вася, побывав в луже, познал все ужасы моря… Странно. Что же писать? О чем и как? О Жизни? А в чем она — моя Жизнь? Или что она? Даже спросить то себя о ней трудно. Мыслю — следовательно живу. Значит, надо писать мысли. А потом спрячу все в бутылку и в море кину. И найдет ее какой-то далекий житель моря — может даже сам мудрый Осьминог, прочтет и узнает, что есть на свете краб Андрюша, который умеет думать, и ему хорошо в полосе прибоя. И никуда ему не нужно.
…Ну до чего же все-таки странный мы народ — членистоногие…»

Послесловие.
Клочок бумаги с этим рассказом, написанным очень корявым почерком, с ошибками, но по-русски, был найден на берегу Средиземного моря, в бутылке, так заросшей ракушками и водорослями, словно она пробыла в воде лет двести, и уж никак не меньше двух месяцев. Из-под слоя морских зарослей после очистки проступила надпись: «Горiлка особа Ки… » дальше смыто.

Рассказ был отредактирован и набран Алексеем С. Железновым©. Автор — краб Андрюша